Мухаммед Амин Расулзаде. Пантуранизм и проблема Кавказа

6 марта 2011 г. • 16:25

Мы уже сообщали о том, что весна 2011 года на нашем сайте будет посвящена трудам великого тюркского общественно-политического деятеля, ученого и публициста, одного из основателей первой независимой тюркской республики Мухаммеда Амина Расулзаде (1884-1955). 6 марта – в годовщину смерти Расулзаде мы публикуем первую в рамках этого проекта его статью…

Мухаммед Амин Расулзаде. Пантуранизм и проблема Кавказа

Доклад, прочитанный в марте 1930 года в Париже перед аудиторией, состоящей из представителей кавказской, украинской и туркестанской эмиграции.


I. Демагогия великодержавников

Враждебные друг другу два лагеря русской прессы, за последнее время, довольно дружно стали говорить о пантуранистическом движении, грозящим России отпадением от нее «туранских земель», т.е., тех частей «Советского Союза», которые населены народами тюркской расы и которые в административно-политическом отношении выделены в особые национальные единицы.

В условиях всеобщего разложения советского режима и деморализации коммунистической партии, одним из выдающихся факторов российской действительности является т.н. уклонизм.

Если он, т.е. «уклонизм» в самой России носит чисто социально-классовый характер, то в не русских окраинах Советского Союза он, по понятным причинам, принимает политико-национальный характер, ибо тут социальная сущность оппозиции против советско-коммунистической диктатуры совпадает с национальным моментом.

Большевики, борясь против уклонов, как классовых, так и национальных, не могут обойтись, конечно, без демагогии. Идеологов крестьянского движения и поборников демократических реформ, они, обыкновенно, обвиняют в реставрации помещичьего землевладения и восстановления монархии, чем конечно, пугают крестьян, внушая им страх перед возможной местью реставраторов. Представителей национальных движений они выставляют в таком виде, что одно упоминание об этих «шовинистах», желающих учредить «диктатуру над русским народом» (1), вызывает целую бурю негодования против них среди националистично настроенных слоев русского народа, видящих в лице советской власти, хотя ненавистную, но единственно реальную силу, гарантирующую целость России и охраняющую ее от «козней» капиталистических держав, «искусно поддерживающих сепаратистское движение меньшевиков в Грузии, мусаватистов в Азербайджане, петлюровцев в Украине, басмачей в Туркестане и т.д.»

Один из таких уклонов, за последнее время, московские газеты открыли среди коммунистов Татарской республики. Татарские коммунисты-уклонисты, по заявлению большевиков, задались, целью образования «Туранского Государства», которое должно объединить все тюркские племена Советского Союза в одно целое. Пантуранисты-коммунисты будто бы следовали учению татарского коммуниста Султан-Галиева, уже в 1925 году исключенного из партии за свои пантуранские вожделения и связи, которые он будто бы имел как с зарубежными силами, так и басмачами, а также с движением Энвера паши в Туркестане (2).

Демагогия советской прессы, характерный факт, сейчас же получила дружный отклик в русской эмигрантской прессе. Теория, развиваемая советскими публицистами о «султан-галивщине» в Москве, получила дружную поддержку «керенщины» в Париже. Сперва г-д Хондкарян, а вслед за ним сам Керенский, пользуясь этим случаем, в крайне тенденциозных статьях, сочли нужным обратить внимание русской демократии на грядущую опасность «пантуранизма», задающегося целью расчленить Россию и установить «диктатуру над русским народом».

Господин Керенский как бы в оправдание своих грехов перед русскими националистами, указывая на эту «опасность», взывал к самым больным чувствам русского национализма. По мнению бывшего главы временного революционного правительства социалистической России, «русский народ, если не хочет стать навозом для чужой культуры и материалом для чужого государственного здания, то должен гореть тем же пламенем священного огня национального самосознания, каким воспламенены все народы не русского происхождения Советского Союза»(3).

Уже по одному этому заявлению Керенского ясно видно, какую цель преследуют русские политики и публицисты, говоря о «пантуранизме» и его «агрессивных планах» по отношению к России.

Но, кроме общей цели, они путем такой стратегии, преследуют вторую, не менее важную задачу. Выполнение этой задачи, видимо, взял на себя сотрудник «Дней» господин Хондкарян. Его задача не из красивых. Он взялся доказать, что тюркские народы России вообще, а азербайджанцы в частности, добиваясь независимости, имеют ввиду, отделившись от России, вслед за этим, присоединиться к Турции. Этим самым, демагоги хотят, конечно, вселить некоторое недоверие в умы кавказских народов, осознавших необходимость образования единого Конфедеративного Кавказа, и психологически способствовать их разъединению.

Вся шумиха о «пантуранизме», собственно, сводилась к двум возгласам:

1. Русский народ, опомнись, тебе грозит новое монгольское нашествие!
2. Народы Кавказа, остерегайтесь, отделившись от России, вы попадете под власть Турции!

II. Памфлет Зареванда

Источником всей этой шумихи в эмигрантской русской прессе служил недавно появившийся в печати памфлет некоего Зареванда под заглавием «Турция и пантуранизм».

Памфлет начинается предисловием бывшего первого дрогомана царского посольства в Стамбуле, специалиста международного права, господина Мандельштама, дающего отзыв о книге Зареванда, как о работе вполне «объективной».

В отношении первых глав книги, где говорится об истории возникновения тюркского движения и о сложении идеологии пантуранизма, пожалуй, можно согласиться с господином Мандельштамом и оценкой его об объективности изложения автора; но эта объективность очевидно нужна была автору не в научных, а чисто дипломатических видах. Ибо, он в начале подкупая читателя некоторой объективностью, чем дальше, тем больше увлекаясь субъективной целью, дает разительные примеры тенденциозной литературы. Чем ближе подходит к нашим дням, тем больше у него бросается в глаза субъективизм, тенденциозность, подтасовка фактов и голословность утверждений.

Чтобы не быть голословным в этой оценке, мы постараемся несколькими данными подтвердить наше утверждение:

Совершенно ложно:

1. Что в 1913 г. в гор. Беязите (Баязид, город в Турции - ред.) состоялся конгресс пантуранистов, где от Азербайджана были представители М.Э.Расул-заде, Ахмед-бек Агаев и А.М.Топчибашев. Я лично в жизни ни разу не видел гор. Беязит.

2. Что покойный Ф.Х.Хойский, премьер министр Азербайджана, сказал пантюркистическую речь по поводу прихода турецких войск.

3. Что в Эрзеруме была заключена военная конвенция между Азербайджаном и Турцией, направленная против Армении. Здесь хотя имеется ссылка на письмо К.Кара-Бекира-паши, но не показывается точный источник этой информации.

4. Что Акчура-бей произнес речь о необходимости уничтожения армян. Казалось бы, делая такое заявление, следовало бы указать авторитетный источник, на основании которого возводится подобное обвинение.

5. Что я состоял инспектором советских школ. Инспектором не только советских, но и вообще каких-либо школ никогда и нигде не состоял.

6. Что Ахмет-бек Агаев, будто, путешествовал между Стамбулом и Астраханью. Таких путешествий он никогда не совершал.

7. Что Акчурин (Юсуф бек Акчура – ред.) и И.-б. Гаспринский (Исмаил бек Гаспиралы – ред.) состояли членами Ц.К. младотурецкой партии «Единение и Прогресс». Таковыми они никогда не были.

Это, так сказать, некоторые примеры иллюстрирующие лживость и голословность сообщений и утверждений «объективного», согласно рекомендации г.Мандельштама, автора.

Для иллюстрации же подтасовки фактов приводим следующий пример:

Г-н Зареванд, ссылаясь на «Основы Тюркизма», в уста покойного Зия-бея вкладывает следующее заявление: «Огузистан есть великая Турция ближайшего будущего».

Тогда как по этому вопросу Зия бей в своей книге «Основы Тюркизма» на 20-й странице говорит буквально следующее:

«Сегодня можно допустить культурное объединение разве только огузских туркменов. Туркмены Турции, Азербайджана, Ирана и Хорезма принадлежат к огузским племенам. Вот почему ближайшим идеалом тюркизма должно быть огузское или тюркменское объединение.

Какое это объединение? Политическое?

В настоящем нет, а о будущем же говорить не приходится. Сегодняшний наш идеал ограничивается только культурным объединением огузианцев. Ближайшей целью туркизма является установление на этой территории (т.е. на территории Огузистана) господства одной только культуры».

Вот так поступают с фактами!..

Г-н Зареванд особо цитирует стихи Зия-бея, написанные во время войны, где говорится о падении России и о возникновении на ее развалинах «Турана». Но он совершенно умалчивает о том, что Зия-бей писал впоследствии о том же «Туране». Цитированный выше нами абзац об огузском объединении, Зия-бей доканчивает рассуждением о пантуранизме. «Пантуранизм» - говорит он – это утопия, подобная коммунизму Ленина… Как идеал он ценен лишь тем, что служит романтическим источником воодушевления и революционизирования масс».

Мы могли бы привести еще и другие примеры. Но довольно и этого, ибо слушатели, при известном внимании, найдут и другие примеры в последующих фактах, которых мы огласим ниже несколько в ином порядке.

III. Пантуранизм в наше время

Вот та глава творения г.Зареванда, которая так явно грешит против истины. Чтобы убедиться в этом, постараюсь дать вам картины «пантуранизма в наше время» по Зареванду и «пантуранизма в наше время» по документам и фактам.

По Зареванду «пантуранизм» в наше время представляется кемализмом. Кемализм является «выкристаллизованным стопроцентным тюркизмом». Мустафа Кемаль по заявлению автора, «хотя официально и принужден иногда отрекаться от пантюркизма, на практике уже осуществил большую часть пантуранистской программы».

Г-на Зареванда подтверждает также авторитетный Мандельштам. Вот, что он пишет:

«Та же единоличная воля (т.е. воля Мустафы Кемаля), проникшись, по-видимому, пантуранскими идеями, направляет исподволь турок к созданию большого Туранского государства за счет России».

Собственно, повествование Зареванда о пантуранизме и начинается следующими словами: «пантуранизм является в настоящее время господствующей в Турции политической доктриной».

Дальше, в разных местах книги и в разных вариациях, высказываются следующие положения:

«Мустафа Кемаль никогда звезд с неба не хватает. Он осуществил только программы тюркистов, опираясь на сочувствие того общественного мнения, которое было подготовлено турецкими пантуранистами в продолжении последнего десятилетия. Так что, он связал свое имя окончательно с пантуранизмом».

«Нет никакого сомнения в том, что идея объединения всех тюрко-татарских народов и в настоящее время является национальным идеалом турок. И правительство Кемаля-паши не только разрешает открытую и свободную пропаганду этой идеи у себя в стране, но и оказывает ей всякое покровительство, а иногда и само навязывает ее населению силою своего авторитета».

Одним словом: «знаменем кемалистов был пантюркизм и пантуранизм!..»

Вот картина, которую рисует нам г-Зареванд. А теперь посмотрим, что говорят факты и документы.

Мы узнали от Зареванда, что «Кемализм – это есть и стопроцентный тюркизм».

А что такое «тюркизм»?

Известный теоретик тюркизма, Зия-бей, в своей предсмертной книге «Основы Тюркизма», изданной в Ангоре (Анкаре – ред.) в 1925 году, по этому вопросу дает следующее толкование:

«Тюркизм – движение не политическое. Это школа научно-философско-эстетическая. Другими словами, это метод борьбы за культурное объединение. По этой причине тюркизм до сих пор организационно не принял формы политической партии. Несомненно, он и впредь на этот путь не станет.

Тем не менее, тюркизм не чужд и политическим идеалам. Он и не может их чуждаться. Наравне с культурными, он имеет также и политические идеалы. Тюркизм никогда и ни под каким видом, например, не может мириться с клерикализмом, теократией и реакцией. Тюркизм – это движение современное. Он может мириться и гармонировать только с современными же идейными течениями. Мы – народники в политики, тюркисты – в культуре!»

Такое определение тюркизма подтверждается последним заявлением другого авторитета тюркской идеологии, господина Юсуф-бея Акчуры.

Анализируя брошюру «Три системы политики», написанную г.Акчурой еще в 1908 году, Зареванд говорит о ней, что эта брошюра имеет для пантюркистов то значение, которое имеет «коммунистический манифест», для марксистов. Вот этот Маркс пантуранистов излагая историю тюркизма в тюркском ежегоднике, изданном в декабре 1928 года ("Тюрк Илы"), и касаясь своей брошюры о «Трех системах политики», говорит, между прочим, следующее:

«… Но сегодня я нахожу один существенный пробел в моем тогдашнем анализе. Если я мог бы отличить «тюркскую политику» от «пантуранизма» или «исламскую политику» от «панисламизма», то тогда, конечно, было бы ясно, что проводить тюркскую или исламскую политику внутри Турции – это вовсе не значит стать пантюркистом или панисламистом во вне.

Если я мог бы тогда сделать и этот анализ, то пожалуй, с еще большей ясностью можно было бы предвидеть события, развернувшиеся после 1908 года».

Чтобы уточнить понятие «тюркизм» в применении к практической политике, конгресс «Тюрк Очаги» на своем съезде 1927 года изменил первый пункт устава, ограничивая сферу своей деятельности исключительно политическими границами Турецкой республики.

Ученик покойного Зия-бея, профессор стамбульского университета, экономист и социолог, видный журналист, ныне депутат Великого Национального Собрания – Начметтин Садыг-бей – на одном из траурных собраний, посвященных памяти покойного учителя, дал научно-социологический анализ его учения и на основании данных доказал, что под абстрактным понятием «Туран» Зия-бей конкретно всегда мыслил только «тюркскую Турцию», т.е. Турцию национально себя осознавшую. При таком толковании ясно, что «Туран» является не только «тюркской Турцией», но и «тюркским Азербайджаном», «тюркским Туркестаном» и т.д.

Тюркисты последней формации, в отличие от первых пионеров движения, национальность уже определяли не исключительно расовыми моментами, а рассматривали ее как продукт социальных взаимодействий различных культурно-исторических фактов.

В результате этой эволюции в умонастроениях турецкой интеллигенции, появились даже особые «ревизионисты» тюркизма, которые стали в корне отрицать значение расы, как главного фактора консолидации нации. Идейным вождем этого ревизионизма стал историк Мюкримин Халил бей, утверждающий, что геополитикой Анатолии созданы исключительные условия для создания анатолийской нации.

Под влиянием этой идеологии создавалась особая школа «анатолийцев», представители которой одно время даже издавали журнал под названием «Анадолу». Согласно заявлению «анатолийцев», слово «тюрк» означает не нацию, а расу, что единой тюркской нации нет, а существуют только нации тюркской расы. Они находят, что «турок» следовало бы называть не тюрками, а анатолийцами. В этом отношении, они зашли так далеко, что даже предлагали республику назвать не Турецкой, а Анатолийской.

Эта анатолийско-национальная концепция господствует не только в умонастроениях некоторой части интеллигенции. Ее можно разглядеть и во многих политических выступлениях ответственных руководителей республиканской Турции.

Кемаль-паша в своей знаменитой речи, произнесенной им перед конгрессом народной партии в 1928 году, подробно изложил историю борьбы за независимость Турецкой республики и выявил основные вехи современной политики Турции. Подлинник этой речи появился в печати на турецком языке; имеются также немецкий и французский переводы(4).

Из этой речи цитируем интересующую нас часть, где Мустафа Кемаль, устанавливая основные принципы иностранной политики, говорит дословно следующее:

«Жизнь – это сплошная борьба. Успевать в жизни возможно только в результате успешной борьбы. А это достигается лишь тогда, когда вы сильны морально и материально. Все захватывающие людей вопросы, все опасности, которым они подвергаются, все успехи, коих они достигают, идут из недр бушующего моря всеобщей коллективной борьбы.

Главнейшие страницы мировой истории отмечают нападение восточных народов на страны Запада. Известно, что во главе этих народов стоял сильнейший народ – тюрки. Действительно, тюрки, до и после ислама, вошли в глубь Европы, произвели гонения и захватывали страны. Среди нападающих на Запад народов Востока были и арабы, которые в своем завоевательном шествии, оккупировали Испанию, дошли до границ Франции.

Но, господа, всякое наступление вызывает против себя контр-наступления. Не предвидящие эти наступления со стороны противника и не принявшие по сему случаю соответствующих предварительных мер силы обречены на гибель и поражение.

Контр-атака Запада против арабов началась горькой и трагической катастрофой в Андалузии; но она не остановилась там. Преследование продолжалось по всей северной Африке.

Вспомним империю Атиллы, распространившуюся на земли франков и Западного Рима. Вслед за этим взглянем на Оттоманскую Империю, возникшую на развалинах Сельджукского государства; и посмотрим на эпоху; когда она владела троном Восточного Рима в Константинополе. Среди оттоманских повелителей был такой, который задался целью, захватив Германию и Западный Рим, создать великую империю. А другой из них захотел собрать все мусульманские земли под одну власть. С этой целью завоевал Сирию и Египет. Принял звание халифа. А третий султан задумал, завоевав Европу, удержать в то же время весь мусульманский мир под своей властью.

Постоянные контр-атаки Запада, недовольства и непрерывные восстания мусульманских стран, неизбежный в таких случаях антагонизм между различными элементами, силою оружия объединенными под одно управление, в конечном счете, и Оттоманскую Империю сдали, подобно другим империям, в архив истории.

Иностранная политика, прежде всего, базируется на внутренней организации данной страны. Другими словами, иностранная политика должная соответствовать внутренней структуре данного государства. Внутренняя же структура государства, вобравшая в себя разные элементы Запада и Востока, с различными характерами, культурами и стремлениями, конечно, будет беспочвенной и рыхлой. В таком случае и иностранная политика не прочна. Внутренняя организация такого государства далеко не может быть национальной. Оно не может вести национальную политику. Вот почему политика Оттоманского государства была не национальной. Оно вело политику личную, не ясную и не постоянную.

Собирать различные народы под общее название и управлять этими разнородными элементами на основании одних и тех же правил и законов – программа хотя и привлекательная, но обманчивая. Даже идея создания единого государства, долженствующего охватить всех тюрков мира, есть также несбыточная мечта. Этот факт зафиксирован крайне кровавыми горькими событиями, которые переживались на протяжении нескольких веков.

История не дает нам ни единого факта и случая, указывающего на успешное применение политических систем панисламизма или пантуранизма. Судьба государств, образованных не на расовых, а на общечеловеческих началах, но с целями завоевательными, отмечена историей! Итак, мы далеки от всяких завоевательных поползновений. Что же касается создания государства на базе гуманитарных идей, заставляющих людей забыть всякие национальные чувства и особенные интересы, то для этого требуется наличие соответствующих условий.

Мы находим, что единственная ясная и реально применимая политика – это политика национальная.

Реальное состояние современного мира и его общие условия и факты, которые веками закреплены в умах и характерах, не позволяют нам совершить недопустимый грех быть утопистами в политике.

Таков смысл истории. Таково веление науки, ума и логики.

Для того, чтобы наш народ был силен, жил счастливой жизнью и благоденствовал, надо, чтобы государство вело вполне национальную политику. Необходимо также, чтобы политика соответствовала вполне нашему внутреннему государственному строю.

Когда я говорю о национальной политике, то имею в виду следующее:

Оставаясь в пределах своей национальной политики и, прежде всего, базируясь на свои собственные силы, сохранить свое существование и работать над благоденствием страны, в целях достижения настоящего счастья и благоденствия ее. Конкретно говоря, не подвергать народ разорению в погоне за несбыточной и утопической мечтой. Ожидать от культурного мира культурного и человеческого отношения и поддерживать с ним взаимную дружбу».

Вот заявление, которое Зареванд называет дипломатическим, объясняя его моментом заключения Карсского договора в 1922 году. Но мы и тут имеем дело с подтасовкой фактов. Речь эта произнесена не после Московского и Карсского соглашения, а гораздо позднее заключения Лозанского договора…

Нет, это не дипломатическая, а скорее догматическая речь. Речь, которая довольно ярко и категорически отвергает утопический пантуранизм.

Вот так, рисуется нам «пантуранизм в наше время» на основании фактов и документов.

IV. Пантуранизм в прошлом

Как видите, сегодня мы имеем дело лишь с реалистическим тюркизмом, решительно порвавшим со всякими иллюзиями романтического пантуранизма, в известный период играющего роль в общественно-политической жизни тюркских народов.

Пантуранизм, как одна из разновидностей национального движения на Востоке, несколько разнится от того национализма на Западе, который принято считать явлением реакционным, часто называемым шовинизмом. Шовинизм – движение агрессивное и зиждется, главным образом, на факторах экспансии определенной уже национально-консолидированной капиталистической державы, стремящейся к росту своей власти и расширению своих территориальных владений. Национализм европейский - идеология, политически-агрессивная; национализм же на Востоке – явление, политически-оборонительное и социально-прогрессивное.

Подобно тому, как наполеоновские войны вызывали различные движения на Западе и на Западе и на Востоке Европы, точно также и великая мировая война возымела различное действие на характер общественного движения на Западе и на Востоке. Как в том, так и в другом случае – на Западе замечались случаи социальных потрясений, а на Востоке, наоборот, на первый план выдвигались движения национальные.

Это явление имеет свое объяснение: общественные достижения на Западе, обычно, возникали на социальной почве. Пласты, задерживающие рост прогрессивных элементов общества, разрывались под напором внутренних сил того же общества. Тогда как средневековые феодальные отношения восточных обществ разрушались под давлением внешних сил. И это давление извне, естественным образом, выдвигало на первый план идеи не социальные, а национальные.

Национальная же идея, родившаяся при обстановке средневековья, не могла не заразиться клерикальной идеологией. Этим и объясняется религиозный характер раннего национализма на Востоке, родившего в мусульманском мире идеологию панисламизма.

Панисламизмом воодушевились одно время все тюркские народы, за редким исключением, исповедующие мусульманское учение. В общественно-политическом движении тюркских народов религиозно-мусульманская концепция играла долгое время существенную роль. Многие мыслители ислама думали защитить мусульманский мир от окончательного падения путем возврата к основным догмам религии с одной и политическим объединением всех мусульман, с другой стороны.

Но эта религиозно-политическая двугранность мусульманской идеологии впоследствии служила исходным пунктом двух течений в панисламизме. Одно течение, ортодоксально-консервативное, борясь против иностранного нашествия, одновременно боролась и против всякого новшества, напоминающего этих иностранцев, объявив войну против всякого «европеизма». Другое же направление – реформистское, борясь против европейского нашествия политически, в области идеологии, старалась либерализм времени примирить с требованием шариата.

Либерально-реформаторское течение в панисламизме в своей дальнейшей эволюции собственно и создавало благоприятную идейную почву для появления культурно-национального мировоззрения среди мусульманской интеллигенции. Вот, например, видный мыслитель панисламизма из либерально-реформистского лагеря, знаменитый Джемалетдин Афгани(5), впервые указывает на необходимость пробуждения национального самосознания у мусульман. В статье «философия единства рода» он доказывает мысль, что «нет счастья вне родства: родство же не мыслимо без языка, а язык не может выполнить свою социальную функцию, если не послужил средством понимания всех слоев и цехов одного и того же общества».

По рассуждению Афгани, два основных начала служат объединяющим цементом общества – это религия и язык. Но значение языка, как объединяющего людей начала, гораздо важнее, чем религия. «Ибо – разъясняет Афгани – мы видим, что язык сохраняется в неизменном виде сравнительно дольше, чем религия. Мы видим расу, говорящую на одном и том же языке, в продолжение тысячи лет несколько раз менявшую свою веру».

«Чтобы жить свободной, независимой и культурной жизнью – заключает Д.Афгани – все мусульманские народы должны иметь национально-осознанную жизнь».

Это принципиальное указание теоретика панисламизма на революционное значение национального самосознания народов мусульманского Востока, у идеолога тюркского национального мировоззрения, покойного Зия бея, о котором более подробно речь пойдет ниже, получает яркое освещение, всецело направленное против идеологии самого же панисламизма. Вот его подлинные слова, которые мы заимствовали из его книги «Основы Тюркизма»:

«… Одно время предполагалось, что панисламистская идеология обеспечит независимость мусульманских народов и освободит их страны от положения стать чужими колониями. Опыт же показал, что с одной стороны, рождая теократическо-клерикально-реакционные течения, а с другой, препятствуя появлению национальной идеологии в мусульманском мире, панисламизм препятствует пробуждению национального самосознания этих народов, задерживает их прогресс и, тем самым, мешает им стать независимыми нациями. Ибо препятствовать пробуждению национального самосознания – это значит, препятствовать народам образовать независимые государства. Что же касается клерикально-теократической мысли, то она всегда служит регрессу общества.

Поэтому, во всех мусульманских странах надо усиливать процесс пробуждения национального самосознания, ибо первоисточником всякого прогресса, а также основой национальной независимости является только наличие осознанного национального «Я»».

В первой половине 19 века государственные люди Турции, желая спасти Оттоманскую империю от вмешательства иностранных держав во внутренние дела государства и этим предупредить распад империи, решили реформировать административно-политический уклад жизни страны, уравнивая всех граждан в правах без различия вероисповедания. Основы этой реформы (танзимат) изложены в высочайшем манифесте Султан-Абдул-Азиза, получившем историческое название «Гюльхане Хати Хумаюни».

Деятели «танзимата» думали этим либерализмом дать некоторое удовлетворение стремлениям христианских народов империи и примирить их с турецкой государственностью. Но христианские народы, воодушевленные идеями революций 48 года, так глубоко затронувших все народы Востока Европы, не могли удовлетвориться «Хаттом», тем более, что за этими народами стояли те или иные европейские государства, а в частности императорская Россия.

«Танзимат» не оправдал себя. Он не мог умерить центробежное стремление христианских народов. Они были уже охвачены национальными движениями.

Факт поражения «оттоманизма», как системы объединения всех народов империи под владычеством падишаха, усилил тезу исламизма, взявшего за основы идею религиозного единства. Главным проводником этой политики, как известно, был Султан Абдул-Гамид.

Младотурецкая революция, происшедшая под лозунгом восстановления попранной Абдул-Гамидом конституции, вновь попыталась повторить опыт «танзимата». Она пришла к власти под лозунгом «равенства анасиров», т.е. политического равенства всех граждан, без различия веры и национальности. Но исторический процесс самоопределения народов, в первую очередь охвативший христианские народы Оттоманской империи, не остановился перед этим лозунгом». Он завершился под видом балканской войны и потери Турцией почти всех своих христианских владений.

Этот опыт, окончательно убив «оттоманское крыло» партии «Иттихад ве Таракки» (Единение и Прогресс), усилил в нем исламистское течение(6).

Но вскоре выяснилось, что и мусульманские народы империи также охвачены «духом времени». Восстание в Албании, националистическое движение среди албанской интеллигенции и подобные акции убили в младотюрках веру в реальность идеологии панисламизма. Мировая война доказала это воочию. Арабские провинции восстали против центра, а мусульманские сипаи Англии из Индии обстреливали Дарданеллы – проход в священный город Халифа.

В это тяжелое время испытаний, идеология тюркизма начинает выступать на первый план, как политическая система. Но было бы ошибкой думать, что тюркизм, как культурно-философское мировоззрение, родилось только во время войны последних десятилетий; нет, оно сложилось не сразу. Тюркизм уже давно давал о себе знать среди турецкой интеллигенции. Даже такие поэты эпохи «танзимата», как знаменитый Шинаси и Зия-паша, по утверждению Ю.Акчуры бея, не были чужды этому настроению. Но уже Вефик-паша, живший в середине 19 века, составил словарь оттоманского языка, где доказывал общность корней этого языка с языками Туркестана. Далее мы видим, что национальное настроение переходит в область историко-филологических исследований. Это явление, как замечают специалисты, между прочим, соответствует тому историческому моменту, когда известная мыслящая часть турецкого общества, так или иначе, не могла не слышать об освободительных идеях Запада, среди которых особое место занимали национальные идеи. Эти идеи приносили с собою и некоторые эмигранты, которые находили в Турции приют, как участники национальных восстаний. Вот, например, польский эмигрант Константин Боженский, впоследствии принявший мусульманское имя Джелалетдин-Мустафа-паши, в этом отношении оставил ценный след. Акчура-бей, в своем обзоре «истории тюркизма»(7), цитирует его книгу «les Аnciens et modernes». В этой книге Мустафа-паша развивает теорию «Tauto-Ariennism’a», по смыслу которого европейские и тюркские народы суть представители одной и той же расы, и что западная культура есть продукт умственной деятельности «турано-арианцев». Иными словами, создателями европейской культуры, отчасти, являются и туранцы, что часть туранцев, принимая ислам, сошлись с культурой семитской. Воспринимая же западную культуру, турки, этим самым, как бы восстанавливают свое прошлое.

Среди прочих довольно оригинальных, хотя и не совсем научных утверждений, - замечает Акчура бей, – Джелалетдин-паша (Боженский – ред.) высказывает очень ценные, с точки зрения трактуемого нами вопроса, мысли. В этой книге впервые обращено внимание на многочисленность и мощь тюркской расы, на ее роль в общечеловеческой истории, на богатства тюркского языка, могущего обойтись без поддержки чужих слов, и на значение этого языка, распространенного во многих странах Азии и Европы. В этой книге высказаны мысли о необходимости связать христианские народы империи с основным тюркским элементом культурно-языковыми связями.

На определение тюркского национального самосознания тюркской интеллигенции вообще, а турецкой в частности, оказали не малое влияние и научно-лингвистические открытия европейских, в частности русских, ученых ориенталистов-тюркологов, доказывающих, вопреки установившемуся всеобщему взгляду, существование древней тюркской культуры, памятниками которой стало гордиться тюркское молодое поколение.

Путешествие Вамбери по Средней Азии, идеальное открытие Фон-Ле-Кока, знаменитая книга Леона Кахона об истории тюркской расы, словарь тюркских наречий Радлова и научные труды Бартольда по истории Туркестана, а также труды других ориенталистов-тюркологов, в том или другом виде, доходили до тюркской интеллигенции и вызывали у нее определенную реакцию.

Главнейшим фактором национально-тюркского самосознания было, конечно, то общее развитие национальной идеологии, которое в наше время является одним из прогрессивных факторов мира.

Нет сомнения, что национально-тюркское самосознание мусульманских народов Российской империи, началось уже давно: с того момента, когда первый тюркский драматург, азербайджанец Мирза-Фатали-Ахундов в 1890 году написал свои бессмертные комедии на простом народном языке. В 1875 году другой азербайджанский народный деятель Гасан-бек Зардаби учреждает газету «Экинчи» в городе Баку, а двумя годами позже знаменитый татарский деятель Исмаил-бек Гаспринский в Бахчисарае (в Крыму) основывает свой ценный «Терджуман», проповедующий реформу народных школ с требованием преподавания на родном тюркском языке. До того обучение шло то на арабском, то на персидском языках.

Мы уже отметили, что главным моментом развития тюркской национальной идеи был период балканской и мировой войны.

Правда, что в это время идея тюркского самосознания особо распространялась среди мусульман бывшей Российской империи. Но этому способствовали вовсе не турецкие эмиссары, как об этом любят говорить наши противники, и не только образ действия реакционного правительства и крайних правых партий, а «славянофильская демонстрация» либеральной части русского общества, позволяющей себе на страницах печати давать советы идущим на Балканы сестрам милосердия «не перевязывать раны турецкому аскеру, пока есть на виду раненый солдат-славянин».

Вот это отношение самым естественным образом вызывало в народных массах тюркских племен бывшей Российской империи сильный подъем национального духа, что выражалось в сборе пожертвований в пользу красного полумесяца, контр-манифестаций тюркского студенчества и ухода молодых людей добровольцами в турецкую действующую армию.

Эти обстоятельства и настроения остались неизменными и во время мировой войны, где Турция и Россия оказались друг против друга.

Означенный период войн богат фактами национального самосознания тюркских народов.

Учреждение журнала «Тюрк Юрду», этого популярнейшего органа национальных тюркских идей, где принимали участие видные представители всех тюркских племен, и который имел широкое распространение среди интеллигенции всех тюркских народов – совпадало с этим периодом. Общество «Тюрк Очаги», которое, одно время, служило действительным пылающим очагом новой идеи, разжигающим в сердцах молодого поколения «священный огонь» тюркизма, также учреждено было в это время; в эти же боевые дни с громадным успехом распространялся и сборник стихотворений национального тюркского поэта Мехмед-Эмин-бея. Помимо того, появились ряд беллетристических произведений, разрабатывающих различные темы по вопросам тюркизма: рассказы Якуба Кадри, Орхана Сейфы, романы известной турецкой писательницы Халиды Эдип давали идеальные типы и образцы жизни «освобожденного Турана». В этом отношении характерен один из романов Халиды ханум, носящий название «Ени Туран» (Новый Туран).

Новое идейное течение приобрело не только поэтов и литераторов, но и своих, довольно популярных, ученых исследователей. В области тюркологии выдвинулся Копрулу-заде Мехмет-Фуат, скоро получивший общеевропейскую известность. Что же касается Зия-Кок-Али-бея, то он стал не только публицистом и литературным пропагандистом новой идеологии, но, что важно, ему удалось, учреждением известной социологической школы, стать сияющим центром всего движения. Проповедуя с кафедры стамбульского университета идеи Доркхайма, ему удалось впервые создать в Турции общественно-политическую идеологию, стремящуюся поэтически изобразить, философски осмыслить и научно выразить новое учение тюркизма. Его труды в этом направлении оставили неизгладимый след в умах и настроениях читающей массы подрастающего поколения. Было время, когда Зия-бей действительно был властителем умов всего мыслящего общества в Турции.

Всю свою общественно-политическую систему он впоследствии изложил в своей предсмертной книге «Основы Тюркизма», о которой шла речь выше. В «Основах Тюркизма» даны ответы на все вопросы общественно-политической, литературно-эстетической и культурно-религиозной жизни нации. Все эти ответы строго систематизированы и вполне соответствуют последовательному национально-культурному и прогрессивно-демократическому мировоззрению.

Эти же идеи за этот же период времени в том или другом виде развивались также и в общественно-литературных кругах тюрков в России. Вся система общественной идеологии уже переходила от религиозной системы исламизма на национальную систему тюркизма, соответственно изменяя и фразеологию, употребляемую в «тюркской печати» до того называвшейся «мусульманской».

Учрежденная в Баку в 1915 году, во время войны, газета «Ачыг Соз» (8), которая, называя русских мусульман тюрками, не взирая на помехи военной цензуры, проводила определенную тюркскую и национально-демократическую идеологию. Вскоре после этого, с той же идеологией появляется на арену жизни до того находившаяся в подполье партия «Мусават», которая ставит вопрос о распаде России на национально-территориальные единицы, в последствии добивается независимости Азербайджана; одновременно с этим, ее представители защищают это требование и в отношении других тюркских народов, находящихся в пределах России. Эта точка зрения с успехом принимается «всемусульманским съездом», собравшимся в Москве в мае 1917 года.

Пропаганда тюркской идеологии ведется одновременно и среди казанских, иначе, поволжских татар; появляются поэты, воспевающие национальную идею, а также историки вроде Зеки-Валиди, который, если память мне не изменяет, в 1913 году выпустил на свет свою «Историю тюрков».

Освободившись от панисламизма, турецкая общественно-политическая мысль не могла сразу прийти к той реально-национальной идее, к какой она пришла теперь.

Психологически это и понятно. При условии войны и всеобщей опасности, отказавшись от такого большого всеобъемлющего лозунга, как единство ислама, националисты должны были вместо него дать такой же, по силе впечатления, лозунг. Таковым могло быть только расовое объединение. «Век религиозного единства прошел, теперь историей двигают расы, да здравствует единство тюркских народов от Дуная до Алтая!»... И это, тем более что история знала объединение германцев; тем более, что все конгломератные государства, как Австро-Венгрия, как Оттоманская империя и Россия, должны были гибнуть. Тюркские же народы пробуждались к национальной жизни, они стремились к свободе.

В этой концепции идеальное и реальное соединилось в одно. Образование единого туранского государства на подобие германского – было идеалом, с достижением которого «тюркская раса, была бы в апогее своей славы и затаенные в ней потенциальные силы, развернувшись, дали бы свету совершенно новые, культурные ценности».

Этот идеал, безусловно, революционизировал народные массы тюркских племен. Каждые в отдельности они, имели перед собой гигантские силы врага, не могли бы даже и заикнуться о свободе и независимости, но сознание того, что они не малочисленные племена, а члены многомиллионной нации, имевшей славную историю и такое же блестящее будущее, естественным образом укрепляло в них надежды и вызывало на активную борьбу против векового врага.

Реальное же было то, что, добиваясь этого идеала, интеллигенции народов тюркской расы брались изучить быт, историю, социальные особенности, как своего народа, так и жизненные пути всех тех народов, которые раньше них прошли путь национального освобождения. Под влиянием, как такого изучения, так и действия времени и событий, они постепенно пришли к реальным результатам, как в области практической политики, так и в области идеологии, о которой мы говорили выше.

Достаточно вам рассказать факт того, как одному турецкому паше трудно было заставить аскера турка называть себя тюрком, а не мусульманином, чтобы вы сразу поняли все реальное значение тюркской пропаганды.

- К какой нации принадлежишь ты Мамед? – спросил однажды паша своего деньшика.
- Слава Богу, мусульманин! – последовал ответ Мамедчика.
- Но ислам – это религия; а я спрашиваю тебя, к какой нации ты принадлежишь?
- Я мусульманин – повторил аскер.

Паша стал объяснять, что нация определяется не религией, а языком и что язык у Мамеда тюркский, и что он, Мамед, по национальности тюрк.

Мамедчик недоумевал.

- Да, Мамедчик не удивляйся, ты являешься тюрком, таким же, как и я.
- Боже упаси, да как это возможно, чтобы мой паша был тюрком!.. – разочарованно ответил Мамедчик.

В таком наивном положении находились еще 20 лет тому назад (доклад был зачитан Расулзаде в 1930 году – ред.) и многие, вполне интеллигентные «мусульмане» из России.

Но теперь, благодаря – «пантуранизму», как мусульмане в Советской России, так и «оттоманы», называют себя одним и тем же именем тюрк.

V. Два течения в пантуранизме

По мере того как движение пантуранизма вырастало в известную систему политической мысли, в нем изменились две тенденции: романтическое течение централистов и реалистическое течение федералистов.

Представители первого течения, находясь под известным влиянием немецких теоретиков расового понимания нации, одно кровное родство тюркских народов, некоторую общность их языков, а также религиозное их однородство, находили достаточным для того, чтобы при удобной политической комбинации, создать единое турецкое государство.

У романтиков с такими настроениями общественно-политическая схема основывалась на консервативно-авторитарной концепции и имела скорее военно-кастовый характер, который, разумеется, не мог рассчитывать на широкую популярность среди демократически настроенной и либерально-мыслящей части интеллигенции.

Реалистическое же течение, хотя и воодушевлялось высшим идеалом движения, но, тем не менее, придавало в нем гораздо большее значение реальным результатам пробуждения национального самосознания, чем романтическим мечтам его. Для реалистического течения, сознающего общность национально-культурных интересов всех тюркских народов, все же, объединение последних в централизованное государство, представлялось невозможным. Оно добивалось, прежде всего, освобождения отдельных тюркских народов в виде отдельных независимых государств.

Первое течение, к слову сказать, никогда не принявшее форму конкретной политической программы, не привлекало, особенно, тюркистов Азербайджана, и это было вполне понятно, ибо при всеразвивающейся демократической структуре нового азербайджанского общества, возникающего на развалинах феодального средневековья, движение с явно противоположными тенденциями, конечно, не могло иметь успеха.

И действительно, азербайджанские политические деятели, в частности деятели партии «Мусават», стояли в оппозиции к романтическому пантуранизму, как утопии, не имеющей под собой реальной почвы. Наоборот, лозунг конфедерации народов Кавказа, на их взгляд, более соответствовал насущно-реальным интересам Азербайджана и всего тюркского мира.

Такая концепция азербайджанских деятелей подвергалась критике со стороны некоторых, якобы «ортодоксальных» адептов пантуранизма, кстати сказать, всегда не особенно сильных в области политики.

Характерным примером этого явления и является выступление турецкого журналиста Али-Гейдар-Эмир-бея против мусаватской политики в газете «Вакит», который вызвал с нашей стороны полемику с ним, о которой и говорит г-н Зареванд в своей книге.

Нам приходилось доказывать ему, что лозунг независимого Азербайджана не противоречит интересам Турции и тюркского единства – разумеется, культурным – и что идея конфедерации Кавказа не направлена против хорошо понятых интересов Турции, как об этом думает он.

Али-Гейдар был одним из тех немногих горячих голов в современной Турции, которые, не имея абсолютно никакого влияния на ход действующей политики, продолжают наслаждаться мечтами романтики, не желая или не умея видеть вокруг себя все, то реальное, которое на каждом шагу говорит совершенно о другом. Если, несмотря на это, я счел нужным все же выступить против него, то исключительно, имея ввиду защитить идею Кавказской Конфедерации, которая в его освещении выставлялась как враждебный акт, направленный против высших интересов турецкой политики, что, конечно, не могло не возбудить в читающей массе неблагожелательное для нас впечатление.

Свободные от специальных тенденций, читатели, вникнув в суть этой полемики, не могут не утверждать того, что мы говорим. О чем же может быть речь, когда за нашу кавказско-азербайджанскую политику, наш оппонент готов причислись нас к врагам тюркского единства и не скрывает свое удовольствие по поводу того несчастия, которое постигло братский народ Азербайджана. Человек просто говорит, что «в Азербайджане появились партии либеральная и консервативная, но не появилась партия присоединения к Турции».

Что Али-Гейдар высказывал уже отжившие взгляды, с точки зрения и современной Турции, видно было по той реплике, которую он получил со стороны такого видного турецкого журналиста как Мухитдин бей. А председатель чрезвычайного суда, рассматривавшего дело участников Смирнского заговора, поставил даже на вид некоторым обвиняемым, что они, эмигрируя в Азербайджан, позволили себе там безответственно вмешиваться во внутренние дела соседнего независимого государства, любезно оказавшего им свое гостеприимство.

Обыкновенно, говоря о пантуранизме, романтики сравнивают его с классическим примером расовой теории, - с пангерманизмом. Хватаются за это сравнение и те демагоги, которые хотят кое-кого напугать «туранским нашествием». Но правильнее было бы тут провести параллель не с пангерманизмом, а с панславизмом. Ведь известно, что панславизм, который долгие годы служил основным лейт-мотивом иностранной политики царской России, родился не в России, а среди подвластных Австро-Венгерской монархии славянских народов. Чехия являлась колыбелью этой идеологии. Великие романтики панславизма вроде Палацкого, Шафарика и других появились именно здесь. Ранние панслависты из этой чешской плеяды так и думали, что великая братская славянская Россия придет на помощь страждущим братьям, гибнущим под игом, частью немецкого, частью турецкого империализма, и освобожденные славяне, под эгидой двуглавого русского орла, образуют великую славянскую империю.

Такая идеология воодушевляла славянские народы в борьбе против таких врагов как Австро-Венгерская и Оттоманская империи; они находили моральную поддержку в этой вере. К тому же, под влиянием русских славянофилов и государственной политики царей, эта вера поддерживалась в славянских народах.

Панслависты в свою очередь, были учениками своих гонителей пангерманистов. Всю идеологию они в основе переняли от них. Тем не менее, реальные результаты получились разные. Пангерманизм привел к созданию единой германской империи под руководством Пруссии - судьба же славян разрешилась иначе.

Уже давно наравне с чешскими романтиками появились такого же масштаба талантливые чешские реалисты, которые в лице знаменитого Гавличка думали, что «всеславянская реальность зиждется только на реальности отдельных славянских народов». Вызывая самих чехов к самодеятельности, он писал следующее: «Сидеть сложа руки и ждать, что придет Россия и спасет нас, задача, быть может легкая, но не славная».

Гавличек внес существенно новое в славянскую идеологию. Лозунг «великого славянского государства» он заменил лозунгом «славянской федерации». Этот лозунг федерации впоследствии вырос в стройную идеологию чешского демократического национализма, которая и привела к созданию вполне самостоятельной Чехо-Словацкой республики, во главе с президентом Масариком, который никогда не отличался особенными симпатиями к славянофильству.

Следует ли говорить о том, что панславизм не помешал России трижды делить Польшу, что Болгария обязанная своим освобождением России, воевала против нее.

Почему такая разница, почему удалось Германии объединиться и выдержать натиск мировой войны, а славянские народы пошли вразброд?.. Потому, думается нам, что в Германии на лицо было необходимые предпосылки: общность национальной культуры, экономических интересов, географического единства и организованность прусского ядра. Этих условий не было у славян. Единство только одной расы было не достаточно для создания единого государства.

Если панславизм в своей идеальной части не осуществился, то, несомненно, он сыграл большую реальную роль в пробуждении славянских народов к независимой национальной жизни и способствовал образованию свободных славянских государств.

Такое же участи подвергся и пантуранизм. Он тоже начал с подражания пангерманизму, но, развиваясь дальше, пошел по пути панславизма и уже приходит к тем результатам, к каким пришел панславизм.

VI. Идея Кавказской Конфедерации

Выше мы говорили о том, что в Азербайджане развивалось реалистическое течение пантуранизма, которое сумело сочетать интересы идеологии с реальными потребностями страны. Азербайджанский тюркизм пошел по линии федералистской концепции, которая, как и в примере Чехии, привела азербайджанцев не только к идее независимости Азербайджана, но и к убеждению необходимости создания Конфедеративного Кавказа. Азербайджанская демократическая партия тюркских федералистов «Мусават» на втором съезде своем, заседавшем в Баку в 1919 году, вынесла следующую резолюцию:

«Обсудив доклад политической секции по вопросу об идее кавказской конфедерации, исходя из действительных интересов, как национальных, так и экономическо-политических, и сознавая, что только путем тесного объединения кавказских республик легче добиться международного признания и гарантии их политических и территориальных целостей второй съезд партии «Мусават» постановил: признать объединение кавказских республик в свободный союз кавказской конфедерации желательным и призывать всю кавказскую демократию, а также правительства соседних республик способствовать осуществлению этой идеи (9).

В том же году азербайджанским правительством был внесен проект объединения кавказских республик в конфедерацию на армяно-азербайджанской конференции, состоявшейся в Баку. Азербайджанское предложение, отведенное тогда армянской делегацией, в 1920 году получило частичное осуществление в виде заключения военно-оборонительного союза между Грузией и Азербайджаном с тем, что и Армения, при желании, может присоединиться к этому союзу. В то же время в азербайджанской прессе дебатировался вопрос о кавказской таможенной и железнодорожной конвенции.

Не только представители господствующей партии «Мусават», но почти все течения азербайджанской политической мысли и видные политические деятели, с самого начала возникновения Азербайджанской республики, стояли за необходимость единения всех кавказских народов в одно конфедеративное государство. Об этом говорилось в речах ответственных деятелей страны, этот лозунг трактовался с трибуны парламента, об этом же, как указано выше, принимались резолюции на партийных съездах. О конфедерации Кавказа все время говорилось и говорится в нашей эмигрантской печати, «Одлу Юрт», орган азербайджанских самостийников, издающийся в Стамбуле, не пропускает случая, чтобы не высказаться по этому вопросу в положительном смысле.

Деятели Азербайджана неспроста так рьяно защищают эту мысль. Общие политические и экономические условия кавказского перешейка повелительно диктуют необходимость такой политической программы.

Если в добрые старые времена Кавказ был ареной взаимной борьбы для соседних народов, то последний период совместной жизни и страдания этого края воочию доказали, что сепаратный образ действия отдельных кавказских народов навлекал бедствия не только на данный народ, но и на все остальные народы Кавказа. Общность истории, общность страданий, точнее, общность судьбы создали у всех народов Кавказа общую, более или менее сходную психологию. Страшные годы террора и красного империализма, одинаково давящего кровавым прессом все народы Кавказа, еще в большей мере сблизили эти народы и укрепили в них сознание общности их национально-политических интересов.

Сведения из Кавказа красноречиво говорят о том общем настроении, которое царит среди политически-мыслящих слоев кавказских народов. Это настроение вполне соответствует той политической программе, которая господствует сегодня среди Кавказской эмиграции, т.е. идее Кавказской солидарности.

Независимый Кавказ залог не только благоденствия ее народов, но и серьезный фактор международного мира. Южные наши соседи, вечно находившиеся под угрозой северной опасности, только при наличии свободного Конфедеративного Кавказа, как буферного государства, могли бы быть спокойны за свою судьбу. Нет сомнения, что наша в действительности реальная деятельность в области достижения всекавказской государственности могла бы внушить нашим южным соседям должное уважение к нам и нашей работе.

Независимый Кавказ с его политическими, а тем более, экономическими возможностями имел бы первостепенное значение и для международной мировой политики.

VII. Общие выводы и заключение

По всему сказанному, сами по себе напрашиваются следующие выводы:

Пантуранизм, как идеология революционизирующая народные массы тюркских племен и вызывающая их на арену активной борьбы за национальное определение и утверждение своей независимости, объективно, является идеей прогрессивной, в свою очередь своим острием направленной против русского империализма и идей пресловутой «единой и неделимой России».

При своем возникновении пантуранизм следовал расовой теории: но, впоследствии, в силу объективно исторических данных, даже самые признанные вожди движения пришли к убеждению, что национальная консолидация народа не зиждется только на общности расовых начал и что из одного и того же расового материала могут выделиться разные самостоятельные нации.

В силу хода вещей и подобной эволюции в умах, сегодня на основании данных мы в состоянии констатировать факт, что романтического, политического, «пантуранизма» - уже нет, что есть только «тюркизм», преследующий исключительно реальные и конкретно-национальные цели.

Как один из основных выводов можно отметить и тот существенно важный факт, что национальное самосознание тюркских народов от расовой идеологии переходит на идеологию национальную, что исключает возможность агрессии даже в области идеологическо-теоретической.

Эта эволюция мысли вполне соответствует тому политико-экономическому положению, в котором находятся тюркские страны. Ведь программа иностранной политики новой Турции, объявленная устами гениального главы республики, вполне соответствует тому социально-экономическому положению, в котором находится нынешняя Турция. Она – не страна развитой индустрии, чтобы для сбыта своих фабрикатов нуждалась в колониях, и не страна перенасыщенного народонаселения, чтобы нуждалась в территориальной экспансии; наоборот, чтобы обрабатывать пустующие поля Анатолии, она ведет политику иммиграционную. Ведь тысячу раз прав Мустафа-Кемаль паша, когда говорит, что «бедная разоренная Анатолия не имеет ни одного лишнего гроша, чтобы пожертвовать в пользу других».

При таком положении вещей говорить об агрессивной политике Турции, конечно, не приходится.

Итак, сказка о «новом монгольском нашествии» плод чистейшей фантазии. Такой опасности в действительности нет. Это отлично понимает, конечно и т.н. русская демократия, возглавляемая г-ном Керенским. Но, она – по понятным всем причинам, нарочито сгущает краски и разводит злостную демагогию.

Что монгольское нашествие не повторится – им хорошо известно. Им известно также, что в наше время не создаются, а, наоборот, рушатся империи. Их страшат, конечно, не полки Кемаля, идущие, якобы, на освобождение – допустим – Казани, а пример Австро-Венгерской империи, которая, не взирая ни на какие ухищрения искуснейших политиков и полководцев рухнула под давлением победоносного движения подвластных ей народов, национально осознавших себя и стремящихся к свободе. Это шествие воодушевлялось, как известно, также и идеей того же панславизма!..

Подобно тем славянским народам, которые ныне являются вполне самостоятельными, азербайджанский народ, в свое время, объективно воодушевившись революционизирующей идеей пантуранизма, субъективно пришел к идее защиты своего национального бытия, вполне поняв, что вне политической комбинации Независимого Конфедеративного Кавказа ему нет спасения!

Этот принцип, как было сказано выше, частично реализовался в виде военно-оборонительного союза, заключенного между Грузией и Азербайджаном. Если нам не удалось его осуществить полностью, то тому много причин, о которых говорить не позволяют рамки этого доклада. Скажем только одно, что одной из причин неосуществления этой идеи была та же провокация и демагогия, которая и теперь устами господ Хондкаряна и Ко старается сорвать единый фронт кавказских народов.

Как мы убедились на основании фактов, при своем настоящем положении «тюркизм» никакой опасности для Кавказа не представляет – наоборот, как идея, направленная против русского империализма, он является его союзником.

Но существует для нас опасный вид разрешения «пантуранской проблемы». Я имею в виду план господина Мандельштама.

По его мнению, никак не согласному на «однобокий уход туранских земель от России», - все тюркские народы, получив автономию, остаются в пределах России, как составные части «Великой Русской Федерации», куда может войти, если того захочет, Турция и даже впоследствии и Персия.

Для крайнего крыла русского великодержавия, говорить об автономии тюркских народов, - факт сам по себе знаменательный. В этом – сила идеи, преследуемой нами. Это дух времени заставляет людей шевелить мозгами.

Способ разрешения вопроса, который предлагает Мандельштам, носит характер фантазии, которой очень богата русская политическая жизнь. Но вопрос едва ли разрешится очередной фантазией великодержавных мечтателей, решивших снять катаньем то, что не удалось им стереть мытьем.

От своеобразных, порою заманчивых плодов русской политической мысли мы, народы подвластные России, пострадали не раз. Никакие квази-либеральные фразы не закроют от поля нашего зрения то, что русские империалисты не только не хотят отказаться от насильственно приобретенных их предками чужих земель; но, наоборот, думают под тем или иным предлогом приобрести еще и новые!..

Да, господа, нет основания бояться «пантюркизма» Кемаля и партии «Мусават» - его в действительности нет – а, наоборот, следует защищаться против «панруссизма» господ Мандельштамов и Керенских!..

Пусть, ни на чем не основанные, «предостережения» господ противников коалиции народов Кавказа, Украины, Туркестана и других борящихся против русского империализма, угнетенных наций не запугают нас, и не обращая внимания на злостную демагогию врагов, желающих внести в наши ряды элементы сомнения и раздора, дружными и стройными рядами идемте к раз намеченной высокой цели освобождения наших народов!

Вокруг общего знамени борьбы против общего врага – этой реальной опасности, должны объединиться все мы, подневольные народы России, в особенности мы, народы Кавказа!..

Париж. 1930 год.

Примечания:

1) Выражение взято из заглавия статьи Керенского
2) Султан Галиев по своей профессии учитель. В 1923 году он был уличен в конспирации против советской власти и в националистическом уклоне и был приговорен к расстрелу. Но впоследствии съезд партии, приняв во внимание его заслуги перед революцией, помиловал его, ограничившись только удалением от партии
3) "Дни", № 60
4) Недавно вышел и русский перевод, издание московское.
5) Афгани жил в середине XIX столетия. Был крупнейшим общемусульманским политическим деятелем революционером, теоретиком панисламизма. Высокообразованный талантливый шейх был профессором знаменитого египетского университета Джамиул-Азхар. Один из вождей восстания Араби-паши, известный панисламист Шейх Мехмед Абду, был его учеником. Афгани издавал панисламистcкий журнал в Лондоне, направленный против английского империализма. Впоследствии, преследуемый англичанами, он прибывает в Париж, откуда посещает Санкт Петербург, где делает попытку вместе со славянофилами, во главе с Катковым, вести борьбу за пробуждение Индии. Правда, вскоре он разочаровывается в своих увлечениях и оставляет Россию. Путешествовал он и по всему мусульманскому миру. Его идеи имеют большое влияние на либеральные движения мусульманских стран. Персидские и турецкие дворы считались с ним, как с сильной личностью.
6) "Иттихад ве Таракки" являлся политическим обществом (джами’ет), терпящим в своей среде представителей трех различных фракций, с самодовлеющими идеологическими системами, как оттоманисты, исламисты и тюркисты.
7) "Тюрк Илы". Страница 304.
8) Газета "Ачыг Соз" издавалась под редакцией М.А.Расулзаде
9) Газета "Азербайджан", Баку, 14 декабря 1919 года, № 271